Краском написал(а):Перенесено из профильного во флуд... Поскольку материал неплохой, но к шлемам отношение имеет опосредованное.
Согласен. Тогда вот еще примерно из этой серии:
О Бальмунге, Дюрендале и их хозяевах
Бальмунг выглядел так: «...клинок в ножнах, обшитых парчовою каймою... рукоять его с отделкой золотой и с яблоком из яшмы, зеленой, как трава». А вот Дюрендаль: «Ах, Дюрендаль, мой верный меч прекрасный! На рукоятке у тебя в оправе святыня не одна заключена: в ней вложен зуб апостола Петра, святого Дионисия власа, Василия святого крови капли, кусок одежды матери Христа». Хозяин Бальмунга — славный Зигфрид, главный персонаж «Песни о Нибелунгах», владелец Дюрендаля — бесстрашный граф Роланд, герой посвященной ему «Песни».
Рыцари... Неустрашимые воины, преданные вассалы, защитники слабых, благородные слуги прекрасных дам, галантные кавалеры... Неустойчивые в бою, неверные слову, алчные грабители, жестокие угнетатели, дикие насильники, кичливые невежды... Все это рыцари.
Верхний ряд, слева направо: 
Норманнский рыцарь, середина XI века. Вооружен мечом, копьем, защищен кольчугой, клепаным коническим шлемом с кожаной бармицей, укрепленной нашитыми металлическими кольцами, деревянным миндалевидным щитом с металлической оковкой по краю и умбонами. (Реконструкция по ковру из Байё и вещественным памятникам.)
Вооружение французских и немецких рыцарей середины 2-й половины XII века. Оружие — копье и меч романского типа, доспехи — яйцеобразный шлем с неподвижным забралом, «хауберк» — кольчуга с капюшоном и перчатками, кольчужные чулки и большой деревянный треугольный щит с металлическим боном. (Реконструкция по миниатюрам и печатям.)
Нижний ряд, слева направо:
Рыцарь в геральдическом одеянии конца XIII — начала XIV века. Вооружен раннеготическим мечом, копьем. Защищен «горшковидным» шлемом, «хауберком», кольчужными чулками, деревянным треугольным щитом. Поверх кольчуги — кафтан-мантия с погонами. На лошади — матерчатая попона. (Реконструкция по немецким миниатюрам и вещественным памятникам.)
Снаряжение рыцаря середины XIII века, члена духовно-рыцарского ордена. Состоит из позднероманского меча, копья, «горшкообразного» шлема, «хауберка», поверх которого надет матерчатый кафтан с прикрепленными с внутренней стороны металлическими пластинами, на ногах — кольчужные чулки с кожаными наколенниками на металлическом подбое. Щит деревянный, небольшой, треугольной формы. Конь защищен кольчужной попоной и металлическим оголовьем. (Реконструкция по миниатюрам и скульптурам.)
Вооружение рыцаря середины второй половины XIV века. Доспехи — шлем — «баскинет» с подвижным забралом и кольчужной бармицией, кольчуга, кираса, железные наручи и перчатки, на ногах поверх кольчужных чулок — поножи и наколенники из крупных металлических и кожаных частей. Поверх бармицы и кольчуги стеганые ошейник и куртка. Щит небольшой, деревянный или металлический, подпрямоугольной формы, с вырезом для копья. Готический меч и кинжал, прикрепленный цепочками за рукояти к нагрудной части кирасы, их ножны висят на роскошно отделанном поясе. (Реконструкция по немецким и швейцарским нагробиям и вещественным памятникам.)
И вот вокруг этих-то противоречивых созданий вертелась, в сущности, история европейского средневековья. Потому что они в те времена были единственной реальной СИЛОЙ. Силой, которая нужна была всем — королям против соседей и непокорных вассалов, крестьян, церкви; церкви — против иноверцев, королей, крестьян, горожан; владыкам помельче — против соседей, короля, крестьян; крестьянам — против рыцарей соседних владык. Горожанам, правда, рыцари были не нужны, но они всегда использовали их военный опыт. Ведь рыцарь — это, прежде всего, профессиональный воин. Но не просто воин. Рыцарь на всех языках — рейтер, шевалье и так далее — обозначает всадника. И опять же не просто всадника, но именно тяжеловооруженного всадника — в шлеме, панцире, со щитом, копьем и мечом. Все это снаряжение стоило весьма дорого: еще в конце первого тысячелетия, когда расчет велся не на деньги, а на крупный рогатый скот, комплект вооружения — тогда еще не столь обильного и сложного — вместе с конем стоил 45 коров, или 15 кобылиц. А это — величина стада или табуна целой деревни.
Но мало было взять в руки оружие — им надо уметь отлично пользоваться. А этого можно было достичь только беспрестанными и весьма утомительными тренировками с самого юного возраста (мальчиков из рыцарских семей с детства приучали носить доспех — известны полные комплекты для 6—8-летних детей). Следовательно, тяжеловооруженный всадник должен быть богатым человеком с большим досугом. Крупные владетели могли содержать при дворе лишь очень небольшое число таких воинов. А где взять остальных? Ведь крепкий мужик, если и имеет требуемые 45 коров, то не для того, чтобы отдать их за груду железа и красивого, но не годного для хозяйства коня. Выход нашелся: мелкие землевладельцы обязывались королем работать определенное время на крупного, снабжать его нужным количеством продуктов и изделий ремесла, а тот должен быть готовым служить королю в качестве тяжеловооруженного всадника, тоже определенное количество дней в году.
Вооружение итальянского кондотьера: доспех итальянский, готического типа. Середина ХV века 
На подобных отношениях в Европе выстроилась сложная феодальная система. И постепенно, к XI—XII векам тяжеловооруженные всадники превратились в касту рыцарей. Доступ в это привилегированное сословие становился все более трудным, основанным уже на родовитости, которая подтверждалась грамотами и гербами. Еще бы: кому хочется тесниться и допускать к жирному куску посторонних! А кусок был жирен, и чем дальше, тем больше.
За клятву верности сеньору рыцарь получал землю с работающими на него мужиками, право суда над ними, право сбора и присвоения налогов, право охоты, право первой ночи и так далее, и тому подобное. Он мог ездить ко дворам владык, развлекаться целыми днями, пропивать, проигрывать в городах деньги, собранные с мужиков. А обязанности... Во время военных действий служить со своим харчем сеньору около месяца в году, а обычно и того меньше. За «сверхурочную» службу ему шло большое жалованье. Военная добыча — трофеи, выкуп за пленных, сами пленные — шла ему. Можно было во «внеслужебное время» и поработать «налево» — наняться на время к постороннему сеньору или к городскому магистрату. С течением времени рыцари стали все больше и больше манкировать своими обязанностями. Иногда по условиям ленного договора рыцарь должен был служить то количество времени, на которое у него хватит запасов продовольствия. И вот такой храбрый муж являлся с окороком, прилагал все усилия к тому, чтобы съесть его за три дня, и уезжал в свой замок.
Ну а как рыцари воевали? По-разному. Вообще говоря, сравнивать их с кем-то очень трудно, так как они в Европе были в военном отношении предоставлены самим себе. Разумеется, в сражениях участвовала и пехота — каждый рыцарь приводил с собой слуг, вооруженных копьями и топорами, да и крупные владетели нанимали большие отряды лучников и арбалетчиков. Но до XIV века исход сражения всегда определяли немногие господа рыцари, многочисленные же слуги — пехотинцы были для господ хоть и необходимым, но лишь подспорьем! Рыцари их в расчет вообще не принимали. Да и что могла сделать толпа необученных крестьян против закованного в доспехи профессионального бойца на могучем коне? Рыцари презирали собственную же пехоту. Горя нетерпением сразиться с «достойным» противником — то есть рыцарем же, — они топтали конями мешающих им своих пеших воинов. С таким же равнодушием рыцари относились и к бездоспешным всадникам с мечами и легкими копьями. В одной из битв, когда на группу рыцарей налетел отряд легких всадников, они даже не сдвинулись с места, а просто перекололи своими длинными копьями лошадей противника, и только тогда поскакали на достойного врага — рыцарей.
Вот тут-то и происходил «настоящий» бой — два закованных в железо всадника, закрытые щитами, выставив вперед длинные копья, сшибаются с налета, и от страшного таранного удара, усиленного тяжестью доспехов и весом лошади, умноженных на скорость движения, враг с треснувшим щитом и распоротой кольчугой или просто оглушенный вылетает из седла. Если же доспехи выдерживали, а копья ломались, начиналась рубка на мечах. Это было отнюдь не изящное фехтование: удары были редкими, но страшными. Об их силе говорят останки воинов, погибших в сражениях средневековья — разрубленные черепа, перерубленные берцовые кости. Вот ради такого боя и жили рыцари. В такой бой они кидались очертя голову, забыв об осторожности, об элементарном строе, нарушая приказы командующих (хотя какие там приказы — рыцарям лишь предлагали держать строй, их просили).
При малейшем признаке победы рыцарь кидался грабить лагерь врага, забывая обо всем, — и ради этого тоже жили рыцари. Недаром некоторые короли перед боем, запрещая бойцам ломать боевой порядок при наступлении и ход битвы из-за грабежа, в качестве «наглядной агитации» строили виселицы для несдержанных вассалов. Бой мог быть довольно долгим. Ведь он распадался обычно на нескончаемое количество поединков достойных противников, бесконечно гонявшихся друг за другом.
Слева направо
: «Готический» доспех работы миланского мастера Томмазо Негрони да Элла Миссалья, «французского типа», шлем типа «баскинет». Середина XV века.
Комплект «готических» доспехов для рыцаря и коня, шлем типа «армэ». Италия, конец XV века.
«Максимилиановский» доспех, шлем типа «армэ». Работа мастера Коломана Хельмшмида из Аугсбурга. 1520 год. Итальянский доспех типа «рачья грудь», шлем типа «бургиньот», 2-я половина XVI века.
Ну а как насчет рыцарской чести? Оказывается, на противника рыцарь может «напасть спереди и сзади, справа и слева, словом, там, где может нанести ему урон» — так гласил устав тамплиеров. Но если противнику удавалось заставить отступить хоть несколько рыцарей, их соратники, заметив это, как правило, ударялись в паническое бегство, которое не в силах был остановить ни один полководец (как, впрочем, и управлять боем после начала атаки). Сколько королей лишились победы только потому, что преждевременно теряли голову от страха?
Воинская дисциплина была не просто слабым местом рыцарей — ее у них не было и быть не могло. Ибо рыцарь — индивидуальный боец, привилегированный воин с болезненно острым чувством собственного достоинства. Он профессионал от рождения, и в своем деле — военном — равен любому из своего сословия, вплоть до короля. В бою он зависит только сам от себя, и выделиться, быть первым может, только показав свою храбрость, добротность своих доспехов и резвость коня.
И он показывал это всеми силами. Да кто же тут может что-то ему указать, приказать? Рыцарь сам знает все, и любой приказ для него — урон чести. Такое самосознание рыцаря прекрасно знали и чувствовали полководцы, государственные деятели — мирские и церковные. Видя, что несокрушимые всадники терпят поражения из-за своей горячности и своеволия, вылетая в атаку разрозненными группами и зная, что тяжелая конница непобедима, когда наваливается всей массой, государственная и церковная администрация принимали меры для приведения хоть в какой-то порядок своих выскочек. Дело-то ведь еще и в том, что рыцарей было мало. Например, во всей Англии в 70-х годах XIII века было 2750 рыцарей. В боях участвовало обычно несколько десятков рыцарей, и лишь в больших сражениях они исчислялись сотнями, редко переваливая за тысячу. Понятно, что это мизерное количество полноценных бойцов нельзя было растрачивать, распылять по мелочам. И тогда с конца XI века, во время крестовых походов, стали возникать духовно-рыцарские ордена со строгими уставами, регламентирующими их боевые действия.
Но самый крепкий порядок был, разумеется, в бандах-отрядах рыцарей-наемников, расплодившихся в XII—XIV веках, предлагавших свои услуги кому угодно и грабивших всех подряд в мирное время. (Именно для борьбы с этими бандами и были созданы впервые в средневековой Европе французскими королями в XIV веке настоящие регулярные армии, маленькие, состоявшие из разных родов войск, где воины служили за плату постоянно.) Надо сказать, что вся строгость воинских уставов и распорядков иссякала в тех разделах, где трактовалось о боевых действиях рыцарей. То есть строгость была, но требования были самыми общими: не покидать и не ломать строй, стараться, в разумных пределах, обороняться при неудаче, а не сразу бежать, и до победы лагерь противника не грабить.
Итак, как же воевала рыцарская конница? Чтобы сохранить строй к решающему моменту схватки, она подходила к противнику шагом, она была «покойна и невозмутима, подъезжала не торопясь, как если бы кто-нибудь ехал верхом, посадивши впереди себя на седло невесту», — писал один средневековый автор. И, только подъехав совсем близко к врагу, рыцари бросали коней в более быстрый аллюр. Медленное сближение имело еще и тот смысл, что экономились силы лошади для решающего броска и схватки. Пожалуй, самым удобным построением был издавна придуманный для тяжелой конницы «клин», «кабанья голова», или «свинья», как называли его русские дружинники, любившие, кстати, это построение ничуть не меньше своих западных коллег.
«Кабанья голова» имела вид колонны, слегка зауженной спереди. Давно известно, что конницу водить в колоннах очень выгодно, так как в этом случае лучше всего сохраняется сила ее массированного, таранного удара. Это не столько боевое, сколько походное построение — когда «клин» врезается в ряды противника, воины, едущие в задних рядах, немедленно «разливаются» в стороны, чтобы каждый всадник не топтал передних, но в полную меру проявил свои боевые качества, равно как и качества коня и оружия. У «клина» было и еще одно преимущество: фронт построения был узок.
Дело в том, что рыцари очень любили сражаться, но совсем не хотели умирать — ни за сеньора, ни за святую церковь. Они должны были и хотели только побеждать. Этому, собственно, и служили их доспехи. Этому служил и «клин». Ведь когда отряд рыцарей медленно, «шаг за шагом», приближается к врагу, он становится великолепной мишенью для лучников противника. Хорошо, если у того нет качественных лучников. А если есть? Если у них вдобавок отличные дальнобойные, мощные луки? Монголы при Лигнице и англичане при Кресси и Пуатье именно из луков буквально расстреляли прекрасно защищенных доспехами рыцарей. А при построении «клином» перед вражескими стрелками оказывалось только несколько всадников в самом надежном защитном снаряжении.
Да, рыцари умирали весьма неохотно. Они предпочитали бежать или сдаваться в плен в случае неудачи. В европейских войнах гибло их очень мало — единицы, и лишь в крупнейших битвах, решавших судьбы стран, — несколько сотен.
И дело тут не только в доспехах. Рыцари к XIII веку ощутили себя неким всемирным орденом, кастой, для которой не важны никакие территориальные границы, никакое подданство. Ведь границы все время менялись, области и целые государства переходили от одного короля к другому, а рыцари сидели в тех же замках, изъяснялись на французском языке и все, как один, считались слугами святой католической церкви. И убивать собрата, кто бы и откуда он ни был, становилось неприличным. Вот одолеть его — сбить с коня, взять в плен, и, главное, получить выкуп — это победа. А что пользы от трупа? Войны превращались в массовые турниры. Но не превратились.
Не позволили «грубые мужики» — крестьяне и горожане, воевавшие в пехоте.. Им-то рыцари пощады не давали. Но уж и они в долгу не оставались — пленных не брали. А когда в XIV веке бурно развилась боеспособная пехота, сражающаяся в плотных строях, не боящаяся конных атак и с длинными алебардами сама бросающаяся в бой, — рыцари кидались в бегство при одном виде швейцарских «баталий» и гуситских повозок, с ужасом и возмущением рассказывая о непривычных кровавых побоищах — ведь у швейцарцев, например, под страхом смерти запрещалось брать пленных. И когда рыцари тоже стали все чаще применять глубокие плотные построения, так что отряд превращался в железного дикобраза, их снова смела — теперь уже навсегда — пехота, вооруженная огнестрельным оружием.
А теперь посмотрим, чем же и в чем воевали рыцари.
В литературе нашей, особенно художественной, широко распространено мнение, что европейское рыцарское вооружение было ужасно тяжелым и неудобным. Как только не измываются над рыцарями романисты: бедные всадники в их повествованиях не то что сесть на коня — ходить, с земли подняться сами не могут. Да что винить писателей — их вводили в заблуждение солидные труды военных и невоенных историков. На самом деле рыцари не были врагами самим себе, да и вообще военное дело не терпит неудобств в снаряжении. И рыцарское оружие в этом смысле ничем не отличалось от любого другого. Просто на нем лучше, чем, пожалуй, на любом другом оружии, видны все изменения, происходящие со средствами нападения и защиты, которые диктует развитие военного дела, производства и социальных отношений.
В XI веке снаряжение тяжеловооруженного всадника сложилось в том виде, в котором оно просуществовало с незначительными изменениями, до XIV века и послужило основой для дальнейшего развития вооружения. К сожалению, подлинных западноевропейских доспехов XI—XII веков дошло до нас очень мало, и говорить о них приходится по изображениям на памятниках искусства.
Судя по ним и дошедшим образцам, подавляющее большинство рыцарей защищало тело кольчугой. До недавнего времени многие ученые считали, а иные считают и сейчас, что на Западе стали широко применять и делать кольчуги только с конца XI века, в результате крестовых походов, заимствовав секреты их изготовления на Востоке. До этого времени рыцари носили «неудобные (почему неудобные?) кожаные доспехи с нашитыми железными пластинками или кольцами». Немногие же кольчужные брони ввозились с Востока или из Руси. На самом же деле кольчугу в Западной Европе знали и изготовляли еще со времен античности и на протяжении всего первого тысячелетия нашей эры. Другое дело, что при всех своих удобствах, ее не только разрубает меч и топор или пропарывает копье — ее пробивает стрела. Поэтому воины конца первого тысячелетия нашей эры часто предпочитали ей более надежные пластинчатые и чешуйчатые доспехи. Ведь им приходилось сражаться с бесконечными волнами пришельцев с Востока — кочевниками, вооруженными могучими луками гуннского типа с тяжелыми бронебойными стрелами. Но к XI веку последние наследники гуннов — мадьяры — осели, прекратив опустошительные конные набеги, а для всадников были придуманы большие миндалевидные щиты, закрывавшие их от носа до середины голени.
Сделанный из дерева, обтянутый слоями кожи и увенчанный железным навершьем — умбоном, такой щит надежно укрывал от стрелы, а меч и копье если и разрубали его, то застревали в нем или даже ломались, стоило принять удар на умбон. Тут-то кольчуга, прекрасно укрывавшая от случайных ударов, и вышла на первое место. Сначала она имела рукава до локтей, да и ноги оставались открытыми. А в рубке мечами или под градом стрел легко было лишиться руки и ноги. И щит не помогал — его, такой большой и тяжелый, трудно было подставлять под сыпавшиеся со всех сторон удары.
Тогда в конце XI века рыцари стали надевать на ноги кольчужные чулки, а кольчуга обрела длинные рукава с варежками и капюшон, так называемый «хауберк». Завершал полное прикрытие рыцарского тела шлем. В XI веке он почти всегда имел широкий наносник и форму купола, благодаря которой удары мечом по нему скользили. В специальной литературе их называют «норманнскими», но они — общее достояние всей Евразии, так как развились в качестве упрощенного варианта из самого распространенного в Евразии первого тысячелетия шлема, склепанного из четырех и более сегментов в виде купола и снабженного остроконечным навершием. Ранние «норманнские» шлемы тоже были клепанными, позднее их ковали из одного куска.
В XII веке верхушка у этих шлемов загибается вперед или же он «распухает», приобретая яйцеобразную форму. Эти изменения вели к увеличению объема шлема, что давало больший защитный эффект, так как стенки шлема уже не прилегали непосредственно к голове. Тогда же шлемы обрели наличники — железные полумаски. И не случайно, потому что щит из миндалевидного стал треугольным и уже не защищал лицо. А его надо было беречь: от удара мечом «хауберк» не спасал. На Готланде были раскопаны черепа в кольчужных капюшонах, разрубленные страшным поперечным ударом.
И вот этот описанный комплекс доспехов называют тяжелым, делающим рыцаря неповоротливым — в отличие от воинов Руси и Востока. А ведь он весил в среднем не больше, чем защитный набор оружия в Восточной Европе и Азии. Пусть западная кольчуга имела рукава и капюшон и дополнялась чулками — зато на Руси и Востоке она часто дополнялась или заменялась более тяжелым пластинчатым или чешуйчатым панцирем, на Западе применявшимся редко. И щиты были такие же миндалевидные, и шлемы, близкие по форме «норманнским», в XII—XIII веках снабжались железными масками.
В XIII веке начинается процесс сильного изменения рыцарского доспеха. Прежде всего он коснулся шлема. У яйцеобразного шлема макушка делается плоской, опускается затылок, железный наличник увеличивается книзу и в стороны — шлем принимает вид железного ведра с прорезями для глаз и дырочками для дыхания. По своей форме он и назван «горшковидным». С такого шлема удары не соскальзывают, но любой прямой удар по нему уже не достигает цели, так как это «ведро» надевалось на специальную, с толстым мягким валиком-венцом, шапку, надетую, в свою очередь, поверх кольчужного капюшона. Так что такой шлем нигде и близко не касался поверхности головы, да еще его личина от глаз до подбородка частенько снабжалась дополнительным слоем металла.
С середины XIII века, или несколько раньше, в Европе начинает распространяться доспех типа «бригандины» — панцирь, где железные пластины скреплены изнутри мягкой — тканой или кожаной — основой. Было ли появление и распространение «бригандины» на Западе результатом развития местных традиций, или же заимствования из Руси или с Востока — вопрос до сих пор не решенный. Но время потребовало — и этот доспех появился. С появлением такого усиленного доспеха отпала необходимость в огромном щите — деревянный треугольник, уже без умбона, стал прикрывать тело сидящего верхом бойца от шеи до бедер. Соответственно уменьшился и его вес, так что щитом стало возможно фехтовать, подставлять под удары врага. А чтобы рука, держащая его, меньше уставала, щит на специальном ремне вешали на шею: если он был не нужен или воин бился обеими руками, щит забрасывался за спину.
С XIII века не только сам рыцарь, но и его боевой конь получает усиленную защиту. Тканые или войлочные попоны, закрывавшие все тело коня, появились еще в XII веке и защищали его от дождя и зноя. Теперь же попона стала кольчужной. А голова коня защищалась железной маской, оставлявшей открытыми только глаза и рот.
Сама идея бронирования лошади пришла в Европу с Востока — из мусульманских стран или от татаро-монголов — через посредство Руси. Но формы, в которые вылился западноевропейский конский доспех, были местными.
Надо сказать, что снаряжение коня и методы управления им менялись и совершенствовались так же, как и остальные средства ведения боя. Таранный удар копьем и связанная с ним опасность быть выбитым из седла потребовали предельно крепкой посадки, что привело в XII веке к созданию седла-кресла с высоченной, очень жесткой задней лукой, охватывающей стан всадника, на которую он откидывался, уперев ступни вытянутых ног в стремена. Высокая передняя лука защищала живот рыцаря. Строгость в управлении конем обусловила существование специального мундштука и острых конусовидных шпор. С конца XII—начала XIII веков мундштук усложняется и становится все строже, и за счет этого уменьшается необходимость в большой строгости шпор, но возрастает требование более тонкого управления конем. Тогда по всей Европе начинают распространяться более «мягкие» шпоры со звездчатым колесиком.
Как мы видим, все изменения в доспехе XI—XIII веков происходили по внутренним закономерностям самого оборонительного вооружения — одна его часть усиливалась за счет другой, хотя в XIII веке наблюдается общее увеличение веса средств защиты.
Усиление доспеха в XIII веке произошло потому, что именно в это время начинает изменяться форма меча. В XI—XII веках он сохранял традиции конца первого тысячелетия — был не очень длинным, весьма широким и имел, как правило, округлый конец, то есть был приспособлен исключительно для рубящего удара. Но в XIII веке мечи вытягиваются и заостряются на конце, становятся более тяжелыми. Ими уже можно не только прорубить кольчугу, но и проткнуть ее. Еще четыре вида оружия заставили усилить кольчугу пластинчатой броней: булава, арбалет; фальшьон и алебарда. Булаву — металлический шипастый многогранник, а также шестопер, очень возлюбили в XI—XIII веках воины-клирики. Поскольку церковь запрещала своим служителям проливать кровь, а воевать за свои интересы князьям церкви приходилось так же, как и мирянам, то булава оказалась как нельзя кстати: от ее удара по мягкой кольчуге получался такой ушиб, что пострадавший с кровоизлиянием или перебитыми костями часто отправлялся в лучший мир.
В это же время бурно развивался и распространялся арбалет — станковый лук, машина огромной мощности, пробивавшая кольчужную ткань, как матерчатую. Фальшьон — огромный тяжелый тесак, появившийся в начале XIV века и понравившийся рыцарям, — запросто разрубал кольчугу, а известная с этого же времени алебарда — сочетание копья, топора и крюка, насаженное на древко, — в руках швейцарских крестьян-пехотинцев раскалывала и протыкала не только кольчуги, но и шлемы. Все отмеченные тенденции в оружии нападения продолжали быстро развиваться и в последующие столетия, что повлекло соответствующее развитие доспеха из крупных железных пластин.
В этот период распространилось поднимающееся забрало, изобретенное столетием раньше. Над разработкой же прикрытия корпуса воина шла большая экспериментаторская работа.
Были изобретены панцирные жилеты, кожа которых подбивалась большими прямоугольными пластинами. И наконец, на магистральном пути развития западноевропейского рыцарского панциря оказался доспех, состоящий из сплошной кирасы с юбкой из горизонтальных стальных полос (в XIV веке кирасу почти всегда упорно обтягивали тканою или надевали поверх нее короткий кафтан, так что ее и не было видно), наручей и поножей, состоящих из деталей, повторяющих анатомическое членение человеческих конечностей, а также железных перчаток. Оставалось лишь соединить между собой все части этого доспеха. На это ушла вторая половина XIV века. Тогда же «горшковидный» шлем для боевых условий был заменен «баскинетом» — небольшим заостренным на макушке шлемом с низким затылком, защищенным спереди подвижным забралом с сильно выступающей центральной частью, за что его называли «собачьей мордой». К «баскинету» прикреплялось длинное кольчужное ожерелье, прикрывающее шею и плечи. И наконец, в XV веке появился полный доспех, где конструкция из больших сплошных стальных пластин повторяла строение человеческого тела. Именно над этим доспехом издевались позднейшие авторы исторических исследований и романов, перенося его и на столетия раньше. А зря издевались. Выяснилось, что доспех этого типа отличался великолепными боевыми качествами, был не только очень прочен, но и удобен.
Весил такой доспех около 25 килограммов. (Заметим, что комплекты доспехов из Восточной Европы и Азии весили почти столько же.) Но этот вес равномерно распределялся по всему телу. Все подвижные части набирались из узких пластинок, приклепанных к ремням, так что доспех совершенно не сковывал движений. В наши дни во время киносъемок спортсмены и артисты надевали подлинные доспехи. Так вот, тренированный человек спокойно работает в доспехе 8 часов в сутки, ходит, ездит верхом, сам влезает в седло и поднимается с земли. А что рыцари уставали в своей броне — так разве не устают в своих сражениях современные хоккеисты?
Доспехи XV века, названные «готическими» за заостренные формы своих деталей, сменились в начале XVI века «максимилиановскими», в которых вся поверхность брони покрывалась желобками, облегчавшими вес доспеха. Позднее доспех опять становится гладким — формы его соответствуют изменениям моды в одежде.
В XVII веке, с резким усилением пробивной способности огнестрельного оружия, доспех достигает максимальной толщины и веса — около 33 килограммов. Это был предел — после этого «доспешные мастера» отказались соревноваться с мушкетами и пистолями.
Появление «готического» доспеха привело к яркому расцвету искусства оформления оружия. Раньше отдельные металлические детали украшали узкие, инкрустированные золотом каймы, теперь большое поле давало простор творческой мысли мастера. Но «готические» доспехи XV века красуются только полировкой и изяществом форм. Зато фантазия мастеров отыгрывалась на шлемах и конских доспехах. Забрала шлемов превращались в звериные морды или страшные маски с крючковатыми носами и стальными усами, конские оголовья ковались в виде голов химер и других чудовищ. С середины XVI века формы стали скромней, но отделка — богаче.
Доспехи полностью покрывались узорами, инкрустированными, травленными, гравированными, чеканными, золочеными, воронеными. На огромных пластинах конских панцирей и круглых щитах «рондашах» изображались сложнейшие многофигурные композиции на исторические и литературные сюжеты. Лучшие мастера доспеха — «платтнеры» — работали в Милане — семейства Миссалья, Пиччинино, в Инсбруке — Христиан Трейц, Йорг Зорг, в Аугсбурге — Коломан Хельмшмид, в Нюрнберге — Антон Пеффенхаузер. Немецкие мастера славились чистотой и законченностью работы, полировкой и изящным силуэтом, итальянцы — неистощимым богатством мотивов оформления и виртуозных технических приемов.
Не отставали от «платтнеров» и мастера-мечники. Рыцарский «готический» меч в XIV—XVI веках все более сужается, заостряется, вытягивается, пока, наконец, в XVI веке не превращается в шпагу. Он постепенно теряет рубящую функцию — ведь сплошной доспех им все равно не разрубить, зато острием можно проткнуть сквозь сочленения панциря. Изменяются и детали рукояти меча — вытягивается навершие, перекрестие снабжается дополнительными отростками для защиты кисти руки. Отделка мечей становится все обильнее и сложнее. Тончайшая чеканка, гравировка, инкрустация, прорези и чернь украшают клинки, рукояти, ножны. Лучшие клинки изготовляли испанские мастера в Толедо, и германские — в Золингене, перенявшем секреты, марку и славу у оружейников города Пассау.
В связи с усилением доспеха роль рыцарского меча несколько падает, зато копье служит по-прежнему верно, и если не протыкает, то выбивает противника из седла. К XVI веку оно превращается в толстый трехметровый шест с маленьким острием. Такую тяжкую пику, обладающую страшной пробивной силой, уже не удержать одной рукой. Поэтому ее подпирали стальной подставкой, привинченной к груди кирасы.
И все же доспехи, в которых нельзя было ни встать, ни повернуться, были. Это турнирные доспехи XVI века. Турниры, пышно обставленные игрища, призом на которых были доспехи и конь поверженного соперника, известны с XI века. До конца XV века рыцари на турнирах бились в основном тупым оружием и в обычных боевых доспехах. Но в XVI веке правила ужесточились, стали драться острым оружием. Погибать в игре хотелось еще меньше, чем в бою, и доспехи для турнира «специализировались». Для пешего поединка доспехи делались полностью закрытыми и требовали особой изощренности мастеров в изобретении дополнительных подвижных сочленений. Комплект для группового боя — стенка на стенку — отличался от боевого только тем, что левая часть груди, плечо и подбородок — места, куда направлялся удар копья, — защищались дополнительной, сложной формы, толстой железной пластиной, привинченной к кирасе. Зато доспех для конного копейного поединка — весил до 85 килограммов. Он закрывал только голову и торс всадника, но имел толщину около сантиметра и был почти неподвижен — ведь надо было только ударить копьем. Облачали в него рыцаря, посадив на поднятое над землей бревно, так как с земли он сесть на коня не мог, да и выдерживал в нем боец очень короткое время. Турнирное копье имело вид настоящего бревна, с прикрепленным стальным кругом у рукояти — защитой правой руки и правой стороны груди. Конь для турнира также обряжался в особо толстый доспех, да еще поверх стального нагрудника клали толстый кожаный валик, набитый чем-нибудь мягким. Рыцарь сидел в огромном седле, задняя лука которого подпиралась стальными стержнями, а передняя была так широка, высока и простерта вниз, что, окованная сталью, надежно защищала ноги всадника. И все это хозяйство покрывалось богатейшими геральдическими мантиями, попонами, на шлемах возвышались геральдические фигуры из дерева, копья обертывались лентами.
Доспехи и мечи — свидетели, и отнюдь не молчаливые, целой эпохи в развитии военного дела, кузнечного ремесла и декоративного искусства, свидетели славы и позора — сейчас тихо стоят в музеях и холлах, а кости их хозяев тлеют на полях сражений, под величественными надгробиями. И пусть мы знаем не только о высоте рыцарского духа, но и о низости воинов-феодалов, они по-прежнему видятся нам такими, какими описал их автор «Песни о Роланде»:
...Стальные шпоры на ногах надеты,
Кольчуги белые легки, но крепки,
Забрала спущены у ясных шлемов,
На поясах мечи в златой отделке,
Щиты подвешены у них на шеях,
И копья острые у них в руке.
"Вокруг света", №8 (2599) | Август 1975
