Тут самое время снова обратиться к различиям литпроцесса в реале и в виртуале. Вообще-то, все, кто пишет (даже в стол, только у них уровень трусости и самообмана повыше), мечтают об одном и том же: о понимающих читателях, об одобрении со стороны коллег по цеху, ну и, что бы они ни говорили, – о праве именовать себя писателем. Да и непроницаемой границы между «реальными» и «виртуальными» нет – большинство известных мне литераторов публикует свои произведения и «в бумаге», и на сетевых ресурсах. Специфика в том, на что и на кого в большей степени ориентирован тот или иной пишущий. Именно эти соображения очертят для него границы «правильных» тем. Если предел его мечтаний – корочки члена СП, то ему приходится ориентироваться на мнение старших товарищей – членов СП со стажем, на реализм и классическую манеру написания текстов. Его будет охотно публиковать местная периодика, изредка – центральная союзписательская, еще реже будут размещаться подборки в коллективных сборниках и не чаще – публиковаться собственные книжки. Тематика задается ориентирами. По этому поводу мне неизменно вспоминается не просто бородатый, а седобородый, как Дедушка Мороз, слегка диссидентский анекдотец про лекцию в колхозе о видах любви. В данном же случае стандарт будет выглядеть так: писать надо о любви мужчины и женщины и о любви к родной природе. Не помешают щепоть философии и капелька юмора, но тоже взятые из набора обычных ингредиентов, одобренных… кем? Ясное дело – другими поварами, которые тоже четко знают, как полагается готовить. Что же до потребителей, тут уж их дело, демонстрировать замечательный вкус, лопая да нахваливая, или нет. О да, этот претендующий на элитарность ресторан живет по традициям социальной столовой. Если приглядеться, кого мы увидим? Сытых, довольных собою поваров и бледного вида немолодых посетителей интеллигентской наружности.
А вот виртуальные бистро демонстрируют отнюдь не поразительное знание вкусов. Не поразительное потому, что тамошние повара – те же посетители. Проще говоря, готовят и едят все, кому не лень. Не забывая, конечно, похныкать, поспорить о вкусах, подраться… Виртуальные бистро бывают очень разные. Большие – так и вовсе делятся на залы и закутки. В одном, напоминающем коммуналки, космополиты в очечках зудят про общечеловеческие ценности и по-прежнему воображают себя храбрыми диссидентами. В другом, смахивающем на детское кафе, начинающий поэтик ноет над своей раскритикованной пейзажкой, а добродушные соседи-френды протягивают ему платочки и прянички. Из темного угла недобро зыркает критик, похожий на тролля. А рядом две кроткие поэтессы, пишущие о возвышенной и возвышающей любви, умиленно и умилительно хвалят друг друга, их уголок – литературный салон. А то, что поодаль – это уже салун, там сцепились любители литературы совсем другого рода. А еще дальше – стрип-бар; там тоже говорят как будто бы о любви… но кое-кто уже припомнил маркиза де Сада… кто-то обронил странное, но, как тотчас же выясняется, вполне понятное окружающим словцо «слэш»…
Здесь легко найти хвалителей, легко наткнуться на хулителей; здесь можно совершенствоваться до бесконечности либо писать абы как все, что на ум взбредет. Ведь, в любом случае, твоя популярность будет прямо пропорциональна твоей активности. Много пиши, много комментируй, восторгайся, скандаль, привлекай к себе внимание… и оставайся сетевым автором. Тот вредный дядька – местная знаменитость, – который порывался объяснить тебе: дескать, про лес надо писать, потому как природа – вечный источник вдохновенья, а вовсе не потому, что в лесу живут эльфы… тот вредный дядька выпустил книжку стихов о родном крае тиражом девятьсот девяносто девять экземпляров, а на самом деле, говорят, две тысячи… или наоборот, написали две, а реально там тысяча без одного… А, один черт, будет эта книжка пылиться на полках магазинных. Забьешь имя маститого в поисковик – выдаст тебе Яндекс или Гугл какой ссылку на местную газету, в которой рассказывается о выходе этой самой книжки. А наберешь свое имя – получишь две страницы ссылок на собственные произведения, щедрой рукой посеянные на разных сетевых ресурсах. А вот и всходы: отзывы, цитаты на страничках френдов и в современных аналогах салонных альбомов – живых журналах… Вот она, известность, вот оно, признание! И достигается все это просто и весело.
И все же время от времени в поле зрения каждого из нас попадает книга, которая становится целым событием, потому что пробуждает самое лучшее, что в нас есть. Я не боюсь патетики, ибо она, подобно банальности, – одно из прозваний, данных обывателями истине.
Осмелюсь утверждать, что для автора этой книги, как и для его собратьев по цеху, важно, чтобы книгу приняли читатели и коллеги и чтобы он хотя бы негромко, хотя бы самому себе мог сказать: «Я – писатель». Допускаю, что он не меньше, нежели прочие, хочет показаться миру – вот, дескать, я каков. Но есть еще одно, и это «еще» становится самым главным: автор говорит собеседникам что-то по-настоящему важное для него и для них. И не так уж принципиально, кто они, собеседники, – вполне конкретный человек или все человечество. Именно это «еще» и становится сверхидеей произведения. Ее нельзя просто высказать и просто усвоить – она требует выражения и обретения, причем в обоих процессах участвует не только разум, но и чувства; она реалистически тяжела и романтически светла. И, конечно же, не состоит даже в самом отдаленном родстве ни с психологическим манипулированием, ни со слезливыми сантиментами.
И опять вернусь к началу: когда человек говорит о том, что для него действительно очень важно, он уязвим. И если в этот момент любой из собеседников, руководствуясь любыми побуждениями, выразит в любой форме сомнение – а имеешь ли ты право об этом говорить? – кто знает, хватит ли у автора душевных сил продолжать.
Вот только не очень-то мне их и жаль, замолчавших. Если человеку настолько важно, чтобы его право говорить подтвердили извне, значит, потребность не столь уж велика. Если ты и вправду не можешь молчать, ты будешь говорить. Смущение, страх, недружелюбно настроенный критик из числа местных мэтров-природописателей, виртуальные френды (ну вот не поворачивается у меня язык назвать их друзьями, слишком дорого для меня это слово), требующие проду эльфячьего квеста, относящегося к типичным «приключениям тела», отсутствие перспектив опубликовать книгу, стоившую таких трудов – сколь бы сильно все это на тебя ни влияло, ты все равно будешь говорить о том, о чем молчать не можешь.
Хотя, что греха таить, внешние табу отравляют жизнь.
Не мудрствуя лукаво, скажу о тех, которые лично я воспринимаю крайне болезненно.
Так уж случилось, что я очень рано поняла: табу – это не обязательно категорический запрет; пресловутая практика навешивания ярлыков дает, пожалуй, даже лучшие результаты. Сразу же вспоминается классическое:

Умницу мы наречем уродкой,
Добрую объявим сумасбродкой…

М-да, а цитатка-то очень кстати. Уж на что, казалось бы, любовь – чувство, о котором следует говорить деликатно и трепетно, но… но ведь болтают все, кому не лень, от пройдохи Тристана до девочек-поэток. Причем последние – так, что плакать хочется отнюдь не от умиления.
А вот на дружбу, которую я чту, как высочайшее из истинно человеческих проявлений, навешен ярлычок: «Наивно».
Наивно. А значит, уместно только в добрых книжках для детей и подростков. Эдакий сопливый романтизм для тех, кто жизни пока еще не знает. Во взрослой реальности дружба трансформируется в лучшем случае в полезную привычку, а так – во что угодно: в суррогат любви, во взаимовыгодный союз, в конкурентную борьбу… И эта реальность переходит в книги. Друг главного героя, как правило, фигура несамостоятельная, потребная исключительно для построения фабулы да для того, чтобы оттенять всевозможные достоинства центральной персоны повествования.
Более того, и в жизни, и в книгах начинает происходить, мягко говоря, странное. Мы теряем дружбу, перестав признавать ее приоритетность. Или вовсе не обретаем. Или боимся говорить близким и душевно нужным нам людям, как они нам дороги, мы скупимся даже на слова, не то что на дела. Да и слова… мало ли, кто как их поймет? Мы смущаемся и краснеем при мысли о том, чтобы нелицемерно выразить свои чувства – прекрасные чувства. Но не испытываем ни малейшего стыда, вынося на люди убогонькие мыслишки. До сих пор не могу без неловкости вспоминать один маленький эпизод большого творческого вечера одного поэта. Когда были прочитаны стихи, пришло время высказываться гостям. Первыми традиционно говорили друзья и коллеги. И вот сотоварищ-поэт тоном декламатора произнес со сцены буквально следующее: «Это тот случай, когда мужчине можно говорить добрые слова в адрес другого мужчины, не опасаясь, что не так поймут».
Много лет прошло, а до сих пор помнится. Со стыдом – не за себя, но все-таки.
А людишки-то и вправду придумывают. И о ныне живущих, и о титанах прошлого. Об одном Шекспире сколько понаписано было в таком вот духе… точнее, с душком. А основание – цикл сонетов, обращенных к другу. Да, пожалуй, еще некоторые реплики, которые Горацио адресует Гамлету. Как по мне, так человек великолепно раскрыл переживания, свойственные дружбе, никакого такого-эдакого подтекста и близко нет. Но если кто-то непременно желает его увидеть – будьте уверены, увидит. И не преминет поделиться «открытием».
Когда-то в театральной студии готовили мы постановку пьесы, созданной современным драматургом на основе русских народных сказок. Был там эпизод: двое друзей расстаются перед тем, как одному из них идти на Идолище Заморское. И троекратно обнимаются. Это движение – больше, чем прощание. Это и благословение, и защита, и, в конце концов, передача жизненной силы от человека к человеку. Простое движение, возведенное нашими предками в ранг традиции, наверняка связано с биоэнергетикой человека. То есть в полной мере истолковать его смогут только наши потомки. Если, конечно, мы научим наших детей не опошлять то, что должно быть свято.
Может быть, излишняя оговорка, но… То, о чем я веду речь, не имеет ничего общего с призывом «Давайте говорить друг другу комплименты». Понимаю, что далеко не все меня поймут, но эту фразу я на дух не переношу. Комплименты, в моем понимании, изящно драпируют снисходительное отношение и довольно-таки грубо, как бы ни парадоксально это звучало, ретушируют искренность. Комплименты – они как деньги, тоже условный эквивалент: меняем слова на доброе отношение и обратно… меняем то, что должны отдавать даром и от всей души!
Вывод будет краток: преклоняюсь перед писателями, которые умеют говорить о дружбе так, как она того достойна.
А вот и другое табу. На этот раз – в самом прямом значении слова.
«Вы не имеете права говорить о войне!»
Так вот категорично или очень мягко, но не меняя сути…
Живет в Орле женщина – хороший поэт и тонко чувствующий человек. Пишет лирику и детские стихи. То есть ничего такого, из-за чего могла бы возникнуть острая ситуация. Но вот однажды она прочла на литературном семинаре стихотворение о седом мальчонке в сожженной дотла деревне. Вроде, и тема воплощалась многократно, и образ неоригинален. Однако же были подобраны такие слова, и столько личного чувства было вложено… Вот никто меня не переубедит: личное отношение автора передается не только через текст, но и помимо текста, каким-то совершенно непостижимым образом.
Литературный наставник был недоволен. «И где же вы это подсмотрели?» – спросил он у автора.
Ответ последовал не сразу. Мне чувствовалось: человек УВИДЕЛ. Включить видение могло любое впечатление: фото из книги о Великой Отечественной войне, глаза современного мальчишки, просто тревожное сочетание цветов (как бывает у меня с красным-черным-белым). Но можно ли высказать такое? Не усомнится ли суровый практик отечественной словесности в психическом здоровье собеседницы?
Вот и она ответила уклончиво: «Я смотрела передачу… и вдруг…»
Ему бы уцепиться за такое весомое слово «вдруг». Но он уцепился за проходное. «Ах, переда-ачу смотрели! – торжествующе воскликнул мэтр. – Вот так и бывает – передач насмотритесь, а потом вторичное выдаете!»
Вторичное, чужое…
Чужое не горит и даже не тлеет, чужое не сможет ни обжечь, ни согреть.
Имею ли я право писать о войне? О той, которую видели мои деды?
И которая приходит ко мне. Во сне – с четырех лет. Не со стороны. А потом – и в виде образов, возникающих вот так, в связи со случайным впечатлением.
Пишу. Потому что сидит в голове мысль: ничего не приходит просто так.
И морально готовлюсь к тому, что еще не раз и не два придется отвечать на вопросы.

Отредактировано Цинни (2014-10-24 00:15:00)