16 июля. Рассказ

Сорок минут – это много. За сорок минут ГАЗ-ММ даже по разбитому просёлку может проскочить пятьдесят, а то и все шестьдесят пять километров. Впрочем, шестьдесят пять – это если очень уж повезёт: из этой полуторки и по асфальтовому шоссе в мирное время больше восьмидесяти выжать было тяжеловато, а уж по раздолбанной фронтовой дороге скорость и вовсе никакая. Ежели чёртов лютвафа не налетит и с машиной никакая поломка не случится, то должны ребята проскочить.  А чтобы наверняка проскочили, надо здесь поживее лопаткой орудовать.
Пехотная лопатка врезывается в землю, вываливая вывороченные комья на будущий бруствер ячейки. Заранее срезанные пласты дёрна зеленеют свежей травой чуть пообочь.  Ветерок, веющий сбоку, облепливает отдельными песчинками цилиндрический кожух и колёса станкача. Шесть квадратных коробок с лентами – целое богатство! – громоздятся рядышком. В ОСОАВИАХИМе нас, конечно, неплохо учили по устройству пулемёта, но вот стрелять из «максимки» мне довелось всего трижды, выпустив в общей сложности меньше ленты. Это, помню, меня сильно огорчало: ну какой, скажите, нормальный парень с лёгким сердцем откажется от такого удовольствия как стрельбы? А вот теперь, похоже, удастся наконец настреляться вволюшку. Вот только как бы это удовольствие не стало последним в жизни…
Что-то мне не хочется тут помирать. Ну вот ни чуточки. Тем более, что пришлось остаться здесь на пригорочке в гордом одиночестве, если не считать «максим» и карабин с отщепом от осколка на прикладе. В случае чего вряд ли кто-то из врагов выроет для меня персональную могилку на ближайшем погосте: в лучшем случае так и оставят тело гнить в мелком окопчике, слегка прикрытым сбоку стволом старого выворотня, забрав в качестве трофеев пахнущее жжёным порохом оружие.  Так что приходится максимально быстро работать лопаткой, углубляя ячейку – чтобы не словить  задурно пулю. Эх, жарища! Хоть и лежу в тенёчке, и ветерок слегка обдувает – а всё же припекает чувствительно.
Конечно, есть возможность плюнуть на всё – и на маячащий в двух сотнях метров мосток, и на укатившую машину, оставить на месте тяжелючий станкач и с одним карабином наладиться подальше от этого проклятущего просёлка. Авось вражины не заметят. Но как тогда ребята?
Мотоциклисты могут шпарить со скоростью примерно километров в восемьдесят-девяносто, а у каждого на коляске пулемёт пристроен, так что догонят они нашу полуторку в два счёта. А ГАЗ-ММ – не танк, брони не имеет и что те пулемёты из дощатых бортов сделают – и дураку понятно. А за теми бортами ребята лежат. Лежат все в кровянящих перевязках, и даже выпрыгнуть не смогут, когда звуком пущенной под откос молотилки-гремучки рванут воздух пулемётные очереди. И отстреливаться им не из чего: один карабин у Вити-шофёра да наган у военфельдшерицы. Единственный подобранный у дороги станкач с лентами мне отдали, как единственному, кто хоть как-то знал, как обращаться с этим инструментом.
Э, брат, что-то ты больно задумался. Пора завязывать с работой землекопа, а то рука может дрогнуть при прицеливании. Укрываю бруствер дёрном, боком втыкаю лопатку: всё ж какая-никакая, а дополнительная защита. Справа под руку удобно ложится карабин. Поднатуживаюсь, переволакивая на руках пулемёт. Тяжёлый, ссука! Ну, да ничего, своя ноша не тянет. Продёргиваю в приёмник ленту, с лязгом загоняю первый патрон.  Та-ак… выставим прицел… Поднимаю взгляд над округлым срезом щитка… Вовремя.
Во-он тамочка на дальний гребень вымахнули точки, сопровождаемые пылевыми хвостами. Катятся в мою сторону, растут на глазах и с каждой минутой слышнее мотоциклетный треск… А вот и бронемашина… А за ней – тентованные грузовики. Один… Другой… Третий… Шестой… Восьмой… Хорош арифметику разводить! Эх, жаль – нет второго номера. Перезаряжать «максим» дольше, да и перекос вероятен… Ну да где наша не пропадала.
Лежу.
Смотрю.
Выцеливаю.
Подходите, ссуки…